Глава 7

Ближе к вечеру состоялся обед. Что-то подобное нашим поминкам, только в стиле де Мармонтелей. Со свойственной им роскошью и обязательными литературными чтениями после ужина. Валентин пригласил все тех же и по традиции усадил меня рядом с собой. Он ничего не сказал по поводу моей мамы Нины. Неужели, не знает еще? Или надеется, что я не узнаю? Я поостереглась задавать вопрос в лоб, когда за мной явилась мадам Ноелла и передала приказ брата спуститься к ужину. Я не ослушалась, сделала так, как было велено. Пока не знаю, верить ли Катиным словам. Со своего телефона я удалила последний звонок, стерла все, что нашла. Очень надеюсь, что мой братик не доберется до моей подруги.

И все равно не могу поверить, что он не в курсе, куда пропал его человек. Ведь если его нашли мертвым в нашей квартире… Валентин не мог не узнать об этом. До этого момента мне было безразлично, что будет потом. Но теперь у меня появился шанс и от осознания этого пальцы у меня дрожат уже несколько часов. За ужином и теперь, сидя рядом с братом, бок о бок, мне с трудом удается сдерживать себя в руках.

Тем временем, в малой зале по традиции погасили верхний свет, зажгли свечи в канделябрах и мадам Ноелла подала брату старую тетрадь. Да. Это не был сверток с дневником и записями нашего предка. Это было что-то новое, данной тетради я до сих пор не видела.

– О, ты удивлена, моя дорогая? – усмехнулся брат, посмотрев на меня.

Он опять был в белых перчатках. Приняв тетрадь в свои руки, де Мармонтель любя погладил обложку.

– Сегодня особенный вечер. Я знаю, ты злишься на меня. Очень зря, стоит заметить. Ведь никто в целом свете, никогда не будет любить тебя так сильно, как я. И никогда не будет заботиться о тебе. Поверь, все, что я делаю – все тебе во благо. Ты пока очень молода и импульсивна, многого не понимаешь. И не все знаешь о своей крови. После смерти нашей матери, ты расстроилась еще больше. Я заметил это. Твоя выходка с ее лекарствами. Глупость, моя дорогая, не так ли?

Мой взгляд блуждал по моим голым коленям – Валентин велел не надевать траурное платье. Ноелла заставила облачиться в ярко-красное одеяние настолько короткое, что оно едва прикрывало мои ягодицы. Это было словно вызов со стороны де Мармонтеля. Как издевка, брошенная в сторону моей биологической матери.

Брат еще раз провел по старой обложке тетради.

– Сейчас я кое с кем тебя познакомлю. На этот раз, это женщина. Прабабушка Селестины. Ты уверена в словах своей матери о том, что женщин клана де Мармонтель нещадно мучали, что они были ангелами. В этом же убеждала тебя Селестина. В твою же ясную головку, там, на чужбине, необразованная русская проститутка вложила столько сентиментальной дряни… Мне потребуется не мало сил, чтобы перевоспитать тебя. А все ради чего, моя дорогая? Все ради твоей безопасности, ведь ты могла расти здесь. В этом прекрасном замке, в роскоши, достойной настоящей королевы. Что ж… Что пройдено, то пройдено? Мой ангел, не так ли? Давай я все же познакомлю тебя с нашими предками. После этого тебе будет, над чем подумать.

Валентин погладил меня по колену, обвел взглядом присутствующих, которые сидели напротив и внимательно смотрели, и слушали нас. Брат немного задержался взглядом на де Даммартене. Но тут же вернулся к главному – раскрыл тетрадь на первой странице и начал читать.

– Ее звали Луиза Орабель де Мармонтель. Когда она начала писать свой дневник, ей было всего лишь двадцать лет.

Брат провел пальцами по линиям, созданным каллиграфическим почерком, нанесенным на пожелтевшие страницы в тетради.

– К тому времени она уже успела родить двоих детей. Девочку она родила от своего брата… А мальчика, годом позже, Луиза родила от своего родного отца. Луиза была красавицей, впрочем, как и все женщины нашего рода. Тот же рост, что и у тебя, то же телосложение, те же глаза, такой же остренький носик. Милый подбородок, лавандовые глаза и сладкие маленькие губки. Посмотри.

Валентин вынул из тетради вложенный между страницами обрывок бумаги. На нем карандашом или скорее углем был изображен женский портрет. Мне стало нехорошо. Действительно. Брат, как всегда, говорит правду. На этом рисунке, датированным концом восемнадцатого века… была изображена я.

– Как две капли воды, моя милая? Теперь ты понимаешь, почему я постоянно тебе говорю о крови? То, что заложено чужими людьми в твою головку – чушь. Мы избавимся от этого. Сегодня я не буду мучать тебя долгими чтениями, день был трудным, я всего лишь зачту тебе распорядок ее дня.

Итак…

Десять часов – одевание.

Луиза любила поспать и никогда не спускалась к завтраку. Она разумно пропускала его, переходя сразу…

Десять тридцать – секс с супругом.

Ее супругом в те годы стал ее младший брат, Джасмин де Мармонтель, ему тогда было всего лишь шестнадцать.

Двенадцать дня – прием красных ванн.

Знаешь ли ты, моя дорогая, что такое «красные ванны»? Луиза любила любоваться своей красотой, часами могла не отходить от зеркал, а их в замке, как ты уже успела заметить, предостаточно. Понятие «красных ванн» ввела именно Луиза. Ее дочь и их сестры после тоже нередко пользовались этим специальным удовольствием. Луиза почему-то считала, может быть и не зря, что ванна из крови девственниц омолаживает кожу. Она очень боялась потерять свою красоту. Кстати, зря боялась, Луиза прожила долгую жизнь и до самой старости не имела на своем лице ни одной морщины. Она наслаждалась всеми мужчинами де Мармонтель! От самых молодых, до самых старых. В ее графике место находилось для каждого. О, это были сладкие времена, мой цветок.

С двух до пяти – дневной сон.

В пять секс с отцом или с любым из де Мармонтелей.

Семь часов вечера – массаж белым маслом.

Я думаю, тебе стоит пояснить, моя дорогая Лулу, что такое «белое масло»? Помимо крови девственниц, служивших в замке, Луиза держала с десяток дородных мужчин, которых специально доили для нее. Добытое от них «белое масло» уходило на то, чтобы увлажнить и пропитать ее нежную кожу.

В восемь был ее единственный прием пищи. Обед. Он продолжался весьма долго, изголодавшаяся за день, потерявшая в забавах и утехах много сил, Луиза насыщалась вдоволь. Столы ломились от ее любимых лакомств. В отсутствие гостей, Луиза де Мармонтель спускалась к обеду без одежды. Она любила наблюдать за тем, как округлялся ее плоский живот во время приема пищи. Единственной ее одеждой были золотые украшения, которыми она никогда не была обделена. Мужчины нашего рода ежедневно задаривали ее изделиями от лучших ювелиров. К слову, ты еще не была кое-где. В одном из парижских банков у нас арендована комната, в ней хранятся украшения Луизы де Мармонтель. Их тысячи! И все они теперь твои. Ты можешь пользоваться ими в любой момент. Я не буду возражать, если и ты переймешь некоторые привычки своей прапрабабки. Эту тетрадь я даю тебе. Ты можешь изучить ее и, если тебе что-то понадобится – все это будет доставлено в замок незамедлительно.

Валентин закрыл тетрадь, и я впервые увидела, как он зевает. Второй зевок, последовавший сразу за первым, брат еле удержал.

– Пожалуй, тебе стоит отправиться наверх. На сегодня закончим на этом. Утром за завтраком я хочу услышать твои комментарии. Мадам Ноелла! Проводите мадмуазель в ее спальню! И вам, господа и дамы, я желаю покойной ночи. Давайте! Давайте! Спокойной ночи всем!

Валентин бесцеремонно выставил гостей из малой залы. Он остался сидеть на диванчике в то время, как экономка буквально за руку потащила меня наверх. Впрочем, она могла этого и не делать, я и сама была рада поскорее убраться оттуда.

Мы поднялись на третий этаж, где-то сзади неспешно поднимались и гости с де Даммартеном, он тоже, по всей видимости, планировал остаться в замке на ночь. Мы сильно их опережали, потому что экономка продолжала меня тащить с такой силой, что я снова потеряла туфлю по дороге. Она дергала меня и постоянно оглядывалась по сторонам. Наконец, когда мы достигли двери в мою спальню, экономка затолкала меня туда, закрыла дверь и, прижав меня к стене, быстро зашептала:

– Не вздумайте кричать, мадмуазель. Я хочу вам помочь. Мадам Селестины больше нет с нами, вы теперь в большой опасности. Я обещала покойной мадам, что помогу вам бежать отсюда до свадьбы, и я это сделаю.

– В-вы??! – я вытаращила глаза на нее, но женщина не обратила на это внимания, она продолжила быстро шептать.

– Я, мадмуазель. Вы бежите этой же ночью. Я случайно узнала, что камеры в замке сегодня не работают, какая-то профилактическая проверка. К трем часам месье уснет и у нас будет несколько часов, чтобы безопасно вывести вас из замка. Вас отвезут в Париж. Одна семья готова вас приютить, не забудьте захватить с собой побольше денег, мадмуазель. Я договорилась с этой семьей, вы будете жить у них, но они бедны. Вам придется долгое время не выходить из дома, если вы сделаете это раньше времени, мадмуазель, месье Валентин вас моментально найдет, не забывайте никогда, у него связи по всей Франции! С собой кроме денег берите самое необходимое.

– Но… почему я должна вам верить?

– Мадмуазель… – экономка остановилась. Она нащупала в почти невидимом кармашке своего рабочего платья небольшой клочок бумаги и передала его мне. – Прочтите это. Я понимаю, вы привыкли к телефонам, однако у мадам Селестины не было иного способа незаметно передать вам записку. К тому же… мадмуазель, как бы ни было, поверьте, даже если бы я захотела вас похитить, это было бы благословением и спасением по сравнению с тем, что вы уже пережили и с тем, что приготовил для вас ваш брат.

Мадам Ноелла оглянулась – в коридоре послышались шаги. Она зашептала еще быстрее:

– Мадмуазель, если верите мне, к трем утра будьте готовы. Помните – деньги и минимум одежды, вы бежите налегке.

– Но как же мои документы?

– Вам не нужны документы, мадмуазель. В Париже есть десятки обществ, готовых помогать женщинам, бежавшим от домашней тирании и насилия. Чтобы туда обратиться, вам не нужны документы. Вы их восстановите в посольстве России. Для этого сперва вам нужно бежать и на какое-то время схорониться. Мадмуазель, в три.

Экономка резко отошла от меня и чуть оправив рабочую одежду, мгновенно стала прежней. Сделав большой вдох и выдох, она чинно покинула мою спальню. Я ошеломленно проводила ее взглядом. Это Ноелла? Та, кто должен мне помочь? Это ее знакомые… убили того, кто стрелял в моего отчима?

Когда в мою дверь постучали, я все еще стояла у стены, сжимая в кулаке предсмертную записку от Селестины и тетрадь с мемуарами какой-то там своей прапрабабки.

Загрузка...